В связи с неблагоприятной обстановкой на сухопутном фронте (отступлением наших войск) Балтийскому флоту пришлось по команде сверху эвакуировать Либавскую ВМБ (порт Либава), только, что созданную Прибалтийскую ВМБ (порт Усть-Двинск), Главную базу флота (порт Таллин), части Береговой обороны Балтийского района (БОБР) на Моонзундских островах, ВМБ Ханко и наши войска из Койвисто (совр. Приморск).

Ниже излагаются события тех времен с позиции бывшего начальника штаба БФ Ю.А. Пантелеева.
Оборона и эвакуация Либавы
До начала войны из Либавы в Усть-Двинск были переведены: отряд легких сил в составе крейсеров «Киров», «Максим Горький» и двух дивизионов эскадренных миноносцев в составе «Гневный», «Гордый», «Грозящий», «Стерегущий» и «Сметливый» (1-й дивизион); «Стойкий», «Сильный», «Сердитый» и «Сторожевой» (2-й дивизион). 1-я бригада подводных лодок в составе двух дивизионов (семь лодок типа «С»), эсминец «Энгельс» и плавучие базы «Иртыш» и «Смольный». Остальные 15 лодок бригады остались в Либаве.
Капитан 1 ранга М. С. Клевенский (Либава) доложил:….Враг в тридцати километрах от Либавы. Мы готовы к обороне… В базе осталось пятнадцать лодок, из них шесть в ремонте, пять должны уйти в Усть-Двинск, а три «малютки» и «Л-3» несут дозорную службу…Ремонтируется эсминец «Ленин». В строю находятся шесть торпедных катеров, двенадцать малых катеров-охотников, тральщик «Фугас». На озере Дурбе базируется 43-я морская авиаразведывательная эскадрилья самолетов МБР-2.
М. С. Клевенский…. Весь день нас бомбят… Сейчас начался двадцатый налет… Четыре наши подводные лодки заняли позиции в море по плану морской обороны. Тральщик «Фугас» ставит мины. Ушли в Усть-Двинск шесть подлодок и в Вентспилс — восемь транспортов. Десять кораблей пока оставил в базе.
Командующий флотом молча, протянул телеграмму из Москвы: «Выслать все подлодки типа «М» в район Мемеля для обороны фланга нашего приморского фронта». Через несколько минут он подписал радиограмму командиру подводной лодки «Л-3», которая, выполняя приказ, 27 июня поставила у Мемеля минное заграждение. Вскоре на этих минах погибли три транспорта с фашистскими войсками. Командовал лодкой капитан 2 ранга П. Д. Грищенко, который после прославился на всю страну своими боевыми делами (см. пункт 8.4.10. Л-3). Другие лодки было бесцельно посылать в тот район, по существу уже в тыл фронта. Комфлот доложил свое мнение в Москву. Там согласились. У нас создавалось впечатление, что Генеральный штаб плохо представлял себе обстановку в районе Либавы. Войска 8-й армии, ведя беспрерывные тяжелые бои, уже отходят на Ригу. Либава остается в окружении. Чем может помочь флот Либаве ( видимо начальник штаба БФ имел в виду оборону и эвакуацию ВМБ?!): По приказу свыше все корабли обеспечивают постановку минных заграждений, вся морская авиация направлена на сухопутные рубежи реки Даугава.
24 июня защитники Либавы: солдаты, матросы, курсанты, рабочие отряды — не только остановили, но даже контратаковали и несколько потеснили фашистов, начавших было просачиваться в город. Из района завода Тосмари противник был тоже изгнан. Но, хотя и кратковременное, появление вражеских солдат вблизи военной гавани сыграло роковую роль. Командир ремонтировавшегося эсминца «Ленин» капитан-лейтенант Афанасьев, резонно (это утверждение начальника штаба флота) опасаясь, как бы фашисты не захватили корабль, взорвал его. Как старший по группе ремонтировавшихся кораблей, он по той же причине приказал взорвать и пять подводных лодок, находившихся в доке ( хотя потом за это по суду Афанасьев за поспешное самоуправство был расстрелян. Афанасьев на суде просил,- если смерть, то дайте возможность погибнуть за Родину на сухопутном фронте. Однако «жажда чей-либо крови» победила). Личный состав взорванных кораблей влился в состав оборонцев Либавы. Вслед за тем прогремели новые взрывы — уничтожался минный склад базы. Командир отряда пограничных кораблей и командир охраны рейдов, видя разрушение базы, ушли со своими катерами в Виндаву (т.е. самостоятельно эвакуировались). В результате в Либаве остались лишь транспорты (сколько?) и пять торпедных катеров.
Погиб командир дивизии генерал-майор Н. А. Дедаев, обороняющей Либаву. Оборону города возглавил капитан 1 ранга М. С. Клевенский. Получили приказание Наркома ВМФ — Либаву ни в коем случае не сдавать…
Однако 27 июня, выполняя приказ Ставки, наши войска оставили Либаву (ныне Лиепая). Мы никогда не готовились к эвакуации наших баз, и потому эвакуация Либавы была трагическая. Осуждать за это кого-либо я не берусь. Мы пожинали плоды того, что посеяли: ведь мы собирались «воевать только на чужой территории». Раненых, женщин и детей грузили на транспорты. Батареи и другие стационарные военные сооружения пришлось взорвать. Не обошлось без вражеских вылазок. Чья-то злодейская рука раньше времени подожгла нефтесклады, и горящая нефть разлилась по поверхности гавани. Пришлось суда выводить в море, не дождавшись конца погрузки. Командир базы и штаб оставляли Либаву последними. Они уходили на двух торпедных катерах № 17 и № 47 — под командой командира отряда капитан-лейтенанта Осипова. У мыса Ужава на них напали шесть немецких торпедных катеров. Несколько часов продолжался неравный бой… Катер № 17 погиб. Подобрав с воды уцелевших людей, второй катер дошел до своих на остров Эзель в штаб к генералу Елисееву ( «К-р БОБР», генерал-майор А. Б. Елисеев ).
Эвакуация ВМБ Усть-Двинск (Рига)
8-я армия, как выяснилось, отходила не на Ригу, а значительно восточнее. Звонил Нарком. Есть указание эвакуировать Рижскую базу, где бушевали пожары, на улицах слышалась беспорядочная стрельба, В это время дивизион эсминцев под флагом контр-адмирала В. П. Дрозда вернулся в базу после первой минной постановки. Отдых был позабыт. Моряки кораблей спешили принять мины. Работали все: и машинисты, и артиллеристы, и связисты. Как только последняя мина вкатилась на палубу, корабли немедленно отдали швартовы. В море корабли подвергались атакам вражеской авиации и торпедных катеров. Эсминцу «Сторожевой» торпедой оторвало нос. Моряки с огромным трудом удержали корабль на плаву. На буксире он был приведен в базу (Таллин, Кронштадт, Ленинград). За два выхода эсминцы поставили 500 мин заграждения. По данным нашей разведки, на них вскоре подорвались три фашистских минных заградителя, на которых следовали сотни солдат, направлявшихся в Вентспилс. В июле минные постановки в Ирбене были возобновлены кораблями, базировавшимися на Моонзунд.
В связи с эвакуацией Риги (Усть-Двинска) командующий флотом принял решение срочно углубить фарватер мелководного пролива Муху-Вяйн, и тем самым обеспечить кораблям переход из Рижского залива в Таллин. Что и было сделано. Сперва по Муху-Вяйну прошли корабли с небольшой осадкой: катера, эсминцы, мелкие транспорты. Попытка фашистской авиации разбомбить их на переходе успеха не имела. Хуже обстояло дело с глубокосидящими транспортами. До окончания дноуглубительных работ, осуществлялась проводка транспортов путем переброски грузов с транспорта на другой транспорт. Трое суток разгружался транспорт «Вторая пятилетка», пока получил возможность пройти мелкие места фарватера. Один за другим транспорты выходили из ловушки (посадки на мель) методом перезагрузки. На рейде оставались крейсер «Киров», мощный ледокол «К. Вольдемарс» и несколько транспортов с большой осадкой. Надо было спешить. С часу на час мы ожидали массированных налетов фашистской авиации. Проводку главных кораблей назначили на вечер 29 июня, когда в северной части фарватера работы еще не закончились. В наиболее опасных местах гидрографы поставили малые буи с ограниченным по дальности синим светом. В первый день эти места крейсер проходил с большими переживаниями экипажа от как потом оказывалось временных посадок на мели. На следующий день дноуглубительные работы в северной части пролива были закончены, и крейсер прошел благополучно самое опасное место. За ним также благополучно проследовали все транспорты и ледоколы, и 1-я бригада подводных лодок.
Оборона и эвакуация Моонзундских островов описана в пункте 3.6

Эвакуация войск из Койвисто (Приморск, см. приложение 6)
Отступавшие из-под Выборга 115-я и 123-я стрелковые дивизии понесли большие потери, попали в окружение и почти без техники и оружия отдельными группами выходят на берег бухты Койвисто… Командующий фронтом приказал собрать обе дивизии в Койвисто и срочно морем доставить их в Ленинград.
План действий. В Койвисто надо было подать не менее шести-семи больших транспортов. Для непосредственного их охранения на переходе можно было использовать бронекатера и сторожевые катера шхерного отряда, отошедшего от Транзунда в пролив Бьёркезунд. Наконец, весь переход был в зоне огня наших батарей Красной Горки и Бьёркского архипелага, к тому же фарватеры проходили восточнее наших минных заграждений и прикрывались дозорами кораблей. Оставалось лишь прикрыть корабли с воздуха истребительной авиацией. Таким образом, обеспечение перехода было надежным и сомнений не вызывало. Необходимо было поторопиться с переходом транспортов к месту погрузки дивизий. Было решено, что я с оперативной группой немедленно выхожу в Койвисто для уточнения обстановки. Транспорты же по готовности будут выходить из Ленинграда. Руководство подготовкой и отправкой транспортов возложено было на моего заместителя капитана 1 ранга Федора Владимировича Зозулю. Трудность заключалась в том, что почти все транспорты, пришедшие из Таллина, требовали различного ремонта. В штаб вызвали начальника технического отдела тыла флота инженер-капитана 2 ранга Н. Н. Кудинова и начальника кронштадтского морского завода инженер-капитана 1 ранга Б. М. Волосатова. Поняв задачу, наши инженеры сделали все, что было в их возможностях. Ремонт транспортов, намеченных к походу, был организован в короткий срок. На некоторых судах специалисты заканчивали работу уже на ходу, в море.
Рано утром 1 сентября мы вышли в море. На рейде Койвисто стояли две наши канонерские лодки, бронекатера и десантные баржи бригады шхерных кораблей. Это была довольно внушительная артиллерийская сила: канлодки имели 130-миллиметровые орудия.
От командира бригады капитана 3 ранга Лазо мы узнали, что личный состав Выборгского укрепленного сектора береговой обороны флота и специальный полк моряков, прикрывавший отход двух дивизий от Выборга, уже доставлены на остров Бьёркё и там организована круговая оборона. Если фашисты появятся на берегу бухты и попытаются форсировать пролив, корабли бригады готовы своим огнем поддержать оборону острова.
Н. Г. Богданов связался с командиром артиллерийского дивизиона Бьёркё. Там тоже все находились в полной боевой готовности. Но вот где фашисты и где наши части — никто не знал. Из Кронштадта мне донесли, что наши дозорные корабли за весь день противника в море ни разу не обнаружили и что два транспорта уже вышли из Ленинградского порта. Мы ошвартовались у пирса. Я рассказал о цели нашего прихода сюда и приказал срочно разыскать кого-либо из командиров дивизий, подчеркнув, что дорога каждая минута. На берег прибыл командир одной из дивизий с остатками штаба и политотдела. Устал он не меньше других, но держался бодро. Подтянутый, строгий, он быстро вошел в курс дела. Мы с ним составили план действий. Надо было, прежде всего, организовать прикрытие отхода, собрать наиболее боеспособные роты. Вначале мы решили погрузить на суда около двух тысяч раненых. Затем подразделениями погрузятся бойцы. Комдив заявил, что он со своим штабом покинет пирс последним. В темноте пришел первый транспорт и ошвартовался у пирса. Начали грузить раненых. После раненых на суда будут приняты здоровые бойцы, но только те, кто сохранил свое оружие. Это предупреждение имело свое основание: мы заметили, что кое-кто из красноармейцев ходит безоружным. Командиры быстро строили роты, по сигналу с пирса вели их к трапам. Погрузка шла организованно и быстро. Люди приободрились, послышались шутки.
А в стороне сгрудились те, кто не сберег свое оружие. Вид у них был подавленный и растерянный. Однако я заметил, что они по одному, по два стали убегать в лес. Через некоторое время бойцы возвращались оттуда преображенными. У каждого в руках автомат, у многих и заряженные диски! Молоденький солдат кинулся догонять свою роту, потрясая автоматом: — Братцы, достал билет на пароход! Транспорт уже полон. А где же второй? Неизвестно, наскочил он на мину или не заметил торпеду, выпущенную с подводной лодки, но факт тот, что он погиб. Выручил капитан 1 ранга Зозуля. Он сообщил, что уже выслал еще один транспорт взамен погибшего. Из-за минной опасности решили в темноте загруженные транспорты не отправлять. До рассвета оставим их на рейде в полной готовности к съемке с якоря. Ночью пришли и другие транспорты. Без задержек приняли людей и встали на рейде. В лесу усилилась пулеметная и ружейная стрельба. Транспорты снимались с якорей и уходили в Кронштадт. Я приказал встать к пирсу канонерским лодкам, они должны были принимать группы прикрытия. А тут причалы заполнили крестьяне из близлежащих деревень, уже занятых противником. Наш таллинский опыт подсказывал, что в самые последние минуты откуда ни возьмись появляются люди, их надо подобрать. Еще раз из-под самого носа фашистов флот перебросил под Ленинград более 12 тысяч бойцов. Немалая помощь фронту! А вместе с ранеными и гражданским населением мы эвакуировали около 14 тысяч человек. Всех сняли с берега и доставили в Кронштадт. Последние катера, оставленные там, в бухте, вернулись без пассажиров. На глазах у наших моряков фашисты заняли опустевшее Койвисто… Однако в мемуаре БАЛТИЙСКИЙ ФЛОТ ЖИВЁТ И СРАЖАЕТСЯ! Ю.А. ПАНТЕЛЕЕВ ПИШЕТ: «…Из-под самого носа фашистов флот перебросил под Ленинград 27 тысяч бойцов. Это была немалая помощь фронту. Всего же эвакуировано было с Карельского перешейка вместе с ранеными и гражданским населением более 28 тысяч человек. В Койвисто никого не осталось. Последние катера пришли в Кронштадт без пассажиров.». Кто так небрежно редактировал Пантелеева!? И Еще в мемуаре Ю.А. Пантелеева БАЛТИЙСКИЙ ФЛОТ ЖИВЁТ И СРАЖАЕТСЯ! описывается такой случай в период «Таллиннского перехода»: «…Слева двадцать торпедные катера. Идут на нас! — громко доложил сигнальщик.
Пять фашистских катеров строем уступа летели по темнеющей глади воды, высоко задрав свои широкие тупые носы. Далеко отбрасываемые в стороны белые буруны казались крыльями большущих птиц, парящих низко над морем. Командиры вскинули бинокли к глазам. На мостике тишина. Все ждут команды. Вспоминались мирные дни, когда на учении стоишь, бывало, на мостике корабля-мишени, всматриваешься в вечерние сумерки и переживаешь: вдруг наши катера не найдут цель, а то еще хуже — найдут, но торпеды пустят мимо. И как все мы радовались, когда пенистый след торпеды проносился под килем корабля. По всей верхней палубе гремело: «Молодцы катерники!» Так было совсем недавно… А сейчас? Сейчас катера несут гибель… Командир лидера, опустив бинокль, обращается ко мне: — Товарищ начальник штаба, разрешите открыть огонь? Стрелять с большого расстояния — значит уменьшить шансы на успех. Промахи неизбежно вызовут нервозность наводчиков. Нет, надо подождать и стрелять наверняка. Приказываю: — Подпустить ближе! Старший артиллерист С.А. Волков дает установки на орудия. Все готово! Тишина на мостике, тихо у орудий. Слушаем доклады дальномерщиков: 90, 85, 80 кабельтовых. Дистанция быстро уменьшается. — Шестьдесят пять кабельтовых! — почти кричит дальномерщик. Я взмахиваю рукой. И разом грянули стотридцатки лидера. Через пару минут заговорили пушки идущего нам в кильватер миноносца «Скорый». В мирные дни, когда на учениях орудия открывали огонь, мы обычно затыкали уши ватой. Признаться, как и многие штурманы, я не особенно любил артиллерийские стрельбы. Какими же желанными звуками казались мне сейчас оглушительные залпы. Я стоял недалеко от пушки, ударной волной больно стегало по лицу, но я, не отрываясь от бинокля, следил только за катерами. Эх, недолет! Опять недолет! И почему пушки стреляют так медленно… Артиллерист спокойно подает команды. Молодец! А фашистские катера все летят на нас. Вот-вот выпустят торпеды. Командир корабля капитан 2 ранга П.Н. Петунин уже командует: «Внимательно следить за торпедами…», но его слова заглушает мощный сдвоенный взрыв. В оранжевом облаке летят черные щепки — все, что осталось от катера. А где остальные? Ослепленные вспышкой взрыва, мы не сразу находим их. В окружении всплесков наших снарядов они во все тяжкие удирают на север. По кораблю гремит «ура!». Кричат не только у нас. «Ура!» доносится и с миноносца «Скорый», люди на его палубе машут руками, восторгаясь нашей победой». Но в Интернете по Таллиннскому переходу есть такое сообщение: «Ночью лидер «Минск» и эсминцы «Скорый» и «Славный» приняли за вражеские и обстреляли пытавшиеся присоединиться к конвою торпедные катера ТКА-73, 74, 94, 103, 113, несмотря на позывные прожекторами с их стороны. ТКА-103 был потоплен, и в последующем в советской исторической литературе о Балтфлоте этот случай неоднократно подавался как отражение двух атак торпедных катеров противника». Где истина?

А теперь рассмотрим самую важную эвакуацию «Таллин — Кронштадт»

Балтийский флот, август 1941 года

Карта

 
26 августа 1941 года Командующий БФ вице-адмирал В.Ф. Трибуц получил приказ от Главнокомандующего Северо-Западным стратегическим направлением маршала К.Е. Ворошилова о срочной эвакуации из Таллина морским путем оставшихся армейских частей 10-го корпуса и кораблей БФ в Кронштадт для усиления обороны Ленинграда.[1]
Из трех возможных маршрутов к Кронштадту (северному, центральному и южному) был назначен центральный, наиболее короткий (около 200 миль) и удаленный от берега уже на большом протяжении занятого противником. Однако этот маршрут был наиболее плотно заминирован немцами и финнами. Предвидя эвакуацию советских кораблей из Таллина, немецкое командование еще 29 июля издало приказ об активизации минных постановок между меридианами 25 и 26 градусов.


Эта операция получила кодовое название «Валкярви». По теоретическим расчетам для надежного противоминного обеспечения «Таллинского перехода» по этому маршруту надо было иметь не менее 100 тралящих кораблей специальной постройки. В распоряжении вице-адмирала Трибуца было всего 10 устаревших ТЩ. Минная опасность на северном маршруте снижалась, зато реальной становилась встреча с крупными немецкими боевыми кораблями, подводными лодками, а также с немецкими и финскими торпедными катерами, которые могли базироваться на военно-морскую базу Котка. Присутствие мощного соединения надводных кораблей Кригсмарине, во главе с ЛК «Тирпиц», на Балтике уже само по себе играло немалую роль для всех операций Балтийского флота, в том числе и для организации Таллинского перехода. Выбирались маршруты по центральной и южной части заливов — подальше от орудий Тирпица, который курсировал у северного побережья Финского залива. Впоследствии это не подтвердилось. По мнению штаба БФ наиболее безопасным в части минной обстановки был южный маршрут. Хотя береговая полоса на большом протяжении недавно была занята немцами, но они не успели установить там крупнокалиберные береговые батареи, а полевую артиллерию дальнобойные пушки КР «Киров» и ЭМ (180-130 мм) могли легко подавить. Но с 12 августа 1941 года этот маршрут был закрыт специальным приказом маршала Ворошилова, после того как немцы вышли к Финскому заливу. На просьбу командования БФ разрешить использования южного маршрута последовал категорический отказ. Высшее руководство боялось, что часть поврежденных судов с людьми может выброситься на берег и попасть в руки противника, поэтому предпочло, чтобы они утонули на центральном маршруте.
Итак, центральный маршрут движения конвоя под давлением маршала Ворошилова определен. Началась срочная подготовка и организация конвоя, на что ушло 2-е суток. Сразу же после получения приказа об эвакуации из Таллина, утром 26 августа 1941 года защитники города провели контратаку, в ходе которой началась посадка войск на суда конвоя (50 судов различной грузоподъемности) и боевые корабли БФ.
27 августа 1941 гола продолжалась посадка людей на суда и корабли БФ. Всего на борт было взято около 30 тыс. бойцов и более 15 тыс. беженцев. Одновременно подрывные команды начали уничтожение материальных ценностей  и портовых сооружений. Взрывы гремели до глубокой ночи, многое увести или уничтожить так и не удалось. В гавани было подорвано, затоплено или просто брошено более 50-ти специальных плавсредств вспомогательного флота различного назначения. Также, к сожалению,  не смогли взять на борт конвоя многих людей. Из оставшихся в Таллине попало в плен более 11 тысяч человек и 8,5 погибло или пропали без вести.[2]
Задержка с погрузкой людей и усилившееся волнение моря не позволили проводить тральные работы на выходе из гавани, что задержало движение конвоя у островов Найсаар и Аэгна до утра следующего дня. Конвою повезло – по каким-то причинам немецкая авиация не разбомбила скопление кораблей, стоящих на якорях в течение почти всего дня. Но на этом везение окончилось.
28 августа 1941 года около 17-00 началось движение конвоя.
В целом весь конвой, включая эскорт и корабли прикрытия,  состоял из 122 вымпелов. Собственно охраняемые суда с людьми были организационно сведены в 4-е конвоя.

Каждый конвой имел свое непосредственное охранение (эскорт) и должен был идти строго за выделенными ему тральщиками.

Для прикрытия конвоя были сформированы три отряда: Отряд главных сил (ОГС) под командованием контр-адмирала В.П. Дрозд в составе: ЛКР «Киров», лидер «Ленинград», 3 ЭМ, 4 ПЛ, ледокол, штабное судно «Пиккер», 5 ТКА, 5 ТЩ и 6 малых катеров — охотников. На ЛКР «Киров» находился вице-адмирала В.Ф. Трибуц (флагман всего перехода).

ТКА во время перехода так и не смогли соединиться с отрядом главных сил;
Отряд прикрытия (ОПРИК) под командованием контр-адмирала Ю.А. Пантелеева в составе: Лидер «Минск», 2 ЭМ, 4 ПЛ, 4 малых катера, 4 ТКА, 5 ТЩ, спасательное судно «Нептун»;

Арьергард под командованием контр-адмирала Ю.Ф. Ралля в составе: 5 ЭМ, 3 СКР, 5 малых катеров, 2 ТКА.
Кроме того, был сформирован и  развернут в районе острова Гогланд отряд под командованием капитана 2 ранга И.Г. Святова из 39 малых кораблей для возможного спасения терпящих бедствия людей на море.

Конвой двигался двумя колоннами по протраленным впереди идущими тральщиками узкими фарватерами. За тральщиками первой колонны шел отряд главных сил, за ними охраняемые суда с людьми (все 4 конвоя) и завершали эту колону боевые корабли арьергарда. Во второй колонне за тральщиками шел отряд прикрытия. Эта колона шла параллельно и южнее относительно охраняемых судов.
Итак, каждая колонна шла по узкому протраленному тральщиками фарватеру, что ограничивало свободу действий кораблей и судов.
Через несколько часов после начала движения, растянувшегося на 15 миль из почти 200 кораблей и судов (по ходу конвоя к нему присоединялись еще суда с людьми) 2-х коллонный конвой, атаковали вражеские самолеты, добившихся попаданий в ряд транспортов и заставившие других маневрировать в узких протраленных фарватерах для уклонения от бомбовых ударов самолетов противника. В результате до наступления темноты подорвались на минах и затонули 4 судна и еще несколько получили повреждения.
С наступлением темноты командиры кораблей и судов стали доносить флагману о появлении все новых и новых подсеченных тралами тральщиков плавающих мин,  борьба с которыми в темноте практически становилась невозможной. Вскоре подорвались и погибли два тральщика, а у 3-х из 5-ти тральщиков отряда главных сил были перебиты тралы. Поэтому четыре из пяти ТЩ отряда прикрытия присоединились к отряду главных сил. Поэтому общая протраленная полоса сузилась, и начались подрывы кораблей и судов. В числе погибших в этот вечер и ночь от мин 5-ть ЭМ, 3 СКР, 2 ПЛ, 5 ТР, 4 корабля вспомогательного флота[4]. Спасенных людей было очень мало. Подорвались на минах, но остались на плаву лидер и 2 ЭМ[5]. В темноте некоторые эсминцы приняли свои ТКА за вражеские и открыли по ним огонь. В результате потоплен 1 ТКА, а четыре вынуждены были уйти от конвоя. В сложившейся ситуации с минной опасностью Трибуц в 23 часа остановил конвой в 40 милях западнее остова Гогланд и стал дожидаться рассвета.

Это повлекло за собой самые тяжелые последствия. Так как основное минное заграждение было практически пройдено, следовало, пользуясь темнотой, в отсутствие вражеской авиации, как можно ближе подойти к своим берегам.
28 августа 1941 года в 05-40 остатки конвоя начали движение.

В 08-00 появились первые вражеские самолеты над отрядом главных сил. Отбившись от самолетов мощной зенитной артиллерией КРЛ «Киров» в охранении ЭМ «Сметливый», тральщики и ледокол «Суур-Тылл» быстро пошли к Кронштадту и в 16-40 пришли на Кронштадтский рейд. Вскоре туда подошли уцелевшие и поврежденные боевые  корабли отряда прикрытия и арьергарда[6].

С какого-то момента времени единого руководства конвоем и его прикрытием практически не стало, суда с людьми были брошены  на произвол судьбы[7]. Поэтому весь день 29 августа 1941 года вражеские экадрилии, сменяя друг друга, висели над судами конвоя, топили суда и расстреливали людей.

Катера отряда капитана 2 ранга И.Г. Святова подбирали из воды и снимали с островов спасшихся людей (всего 12160 человек).
Из крупных судов с людьми до Кронштадта дошли только три. Всего из Таллина на судах
удалось вырваться немногим более 12 тыс. человек.
В результате по мнению руководства, к концу августа ряды защитников Ленинграда увеличилось и существенно усилилась морская артиллерийская группировка за счет прорвавшимися в Кронштадт из Таллина крейсера «Киров» и 6-ти ЭМ (180-130 мм  орудия).
Однако какой ценой достигнуто это усиление!  За двое суток Таллинского перехода погибло 20 боевых кораблей в том числе: 5 эскадренных миноносцев («Артём», «Володарский», «Калинин», «Скорый», «Яков Свердлов»), 2 подводные лодки («С-5» и «Щ-301»), 2 сторожевых корабля («Снег», «Циклон», ), 3 тральщика («Краб», «Барометр», катерный тральщик), 1 канонерская лодка (И-8), 1 торпедный катер и 6 сторожевых катеров, 43 из 75 транспорта и вспомогательных судов с людми.  Погибло по разным источникам от 14 до 18 тыс. военнослужащих и большое число беженцев, количество которых никто не учитывал. Одной из причин массовой гибели кораблей был приказ командования боевым кораблям, которые прикрывали транспорты во время перехода, полученный через два часа после начала операции, о самостоятельном следовании в Кронштадт.
Несколько судов, вопреки приказу, пошли через южный фарватер, благополучно достигли Кронштадта и тем самым спасли людей. Людские потери посчитать сложно. Официальная цифра — более 20 тысяч человек, но это количество, которое подлежало учёту — военнообязанные. А какое число гражданских лиц эвакуировалось из Таллина — неизвестно, так как эвакуация осуществлялась стихийно. Из примерно 42 тысяч участников эвакуации достигло Кронштадта (в том числе вплавь) — около 18 тысяч человек. Но все, же в целом Верховное командование отметило, что Балтийским флотом был произведен вполне удачный маневр по морю, спасший определенную часть войск 10-го стрелкового корпуса от уничтожения и позволивший солдатам и командирам соединения принять участие в боях под Ленинградом в самые напряженные дни сражения за город.
Андрей Валерьевич Платонов в Иртернете в «Трагедии Финского залива» приводит такие данные «…Обычно решение спасти во время прорыва сил флота из Таллина в Кронштадт, прежде всего крупные боевые корабли объясняют потребностью их артиллерии для обороны Ленинграда. Справедливо. Однако из 131 корабельного орудия калибром крупнее 100 мм, участвовавших в отражении решающего штурма Ленинграда 9-27 сентября, только 45 орудий принадлежали кораблям, пришедшим из Таллина. Это с одной стороны. С другой, из Таллина доставили около 13 000 военнослужащих. При этом погибло около 8000 — считай, две бригады морской пехоты. И неизвестно, что в тот момент было нужнее для защиты Ленинграда: 45 орудий или несколько стрелковых соединений».
В открытой литературе (Интернет. На Балтике, авторы неизвестны) приводятся и такие слова: » … В годы «перестройки» стало модно говорить, что «командование Балтийского флота бежало из Таллина, бросив на верную гибель десятки тысяч людей». Но никто не скажет теперь, сколько бы кораблей флота пришло в Ленинград, выполняя сопровождение транспортов, в тех условиях, которые сложились в заливе. И каковы были бы потери из того числа 400 крупнокалиберных орудий флота (калибром свыше 100 мм), спасших Ленинград в сентябре 1941 года. Каждый принявший страшную смерть в волнах Финского залива спасал десяток жизней ленинградских блокадников… Может быть, это и была «меньшая кровь»? Никто не знает всей правды…»


Такие слова даже с военной точки зрения весьма суровы. Каждое военное сражение оценивается по потерям. Поэтому, с исторической точки зрения, в назидание будущему поколению, ночь с 28 на 29 августа  и весь день 29 августа 1941 года, по-видимому, являются самыми трагическими днями за всю  историю Российского флота, и является третьим его крупным поражением.
Первое крупное поражение русского флота произошло на той же Балтике, на Роченсальмском рейде (времена Екатерины 2-й, война со Швецией, на рейде шведского города Роченсальм (с 1878 года — финский город Котка) 28 июня 1790 года . В истории ВМФ оно именуется как 2-е Роченсальмское сражение, в отличии от 1-го Роченсальмского , которое было годом ранее  13 августа 1789 года, по месту там же, против тех же шведов, под тем же командованием, но с победным результатом. А при втором сражении  потери русского флота были большими и составили потопленными артиллерийским  огнем, захваченными шведами и разбитыми о камни 52 гребных судна (из 112) [8] и около 7400(из 14000) человек убитыми, утонувшими и взятыми в плен [9].
Причина: неподготовленность к сражению (не были выяснены силы противника и его диспозиция, т.е. пренебрежительное отношение к противнику) и необоснованная спешка принести победу ко дню восшествия на престол императрицы именно 28 июня, невзирая на  неблагоприятную  для себя погоду (усиливающееся шторм). Виновный в этом командующий гребным флотом вице-адмирал принц Карл-Генрих Ниссау-Зигена (француз на службе в Российском флоте) отказался от всех ранее полученных орденов за достигнутые под его руководством морские победы на Черном и Балтийском морях (в том числе от ордена Святого Георгия 2-й степени) и, несмотря на прощение Екатерины второй, оставил службу.
Второе крупное поражение русского флота было в Японском море в проливе Цусима 14-15 мая 1905 года, когда русская эскадра под командованием вице-адмирала З.П. Рожественского в морском сражении с японской эскадрой, несмотря на стойкость и мужество русских матросов и офицеров потеряла 27 боевых кораблей, погибло более 5-ти тыс. человек, около 6 тыс. моряков оказались в плену, в том числе и тяжело раненный Рожественский.
Причина: неготовность русского флота к сражению с ходу, просчет артиллерийского управления, приведший к низкой эффективности снарядов крупного калибра (152 мм и 305 мм)  и  отсутствие какого-либо плана боя с превосходящим имеющим большой боевой опыт противником (пренебрежительное отношение к противнику).
В России иcпокон веку свято чтили память погибших героев. В том числе, если не по их вине терпели поражение. В начале ХХ-го века в Санкт-Петербурге на пожертвования народа был построен храм Спас-на-водах, где на стенах были начертаны названия погибших в сражениях кораблей и число погибших моряков, часть из них перечислялись поименно. Перед входом в храм были выбиты такие слова:

России слава, гордость и любовь,  за подвиг Ваш, страдания и кровь  мы скорбью платим Вам и  восхищеньем…

После 1917 года храм был национализирован, разграблен и в 1932 году взорван. В настоящее время в Санкт-Петербурге создан Комитет восстановления храма Спас-на-Водах.
Для увековечивания подвигов моряков героических кораблей, одержавших победы или погибших в боях за Родину, в 1986 году вышел приказ ГК ВМФ № 310 «Об отдании воинских почестей в памятных местах славных побед и героической гибели кораблей русского и советского флота» с объявлением координат мест героических подвигов и гибели этих кораблей в качестве мест боевой славы. Северный Ледовитый океан – 10 мест, Тихий океан – 9 мест, Балтийское море – 9 мест, Ладожское озеро – 2 места, Черное море – 14 мест, Каспийское море и река Волга – 4 места, Средиземное море – 7 мест – всего 55 мест боевой славы на водах.[10]
В приказе предписывается всем кораблям ВМФ при проходе этих мест отдавать в соответствии с Корабельным уставом воинские почести героизму, отваге, мужеству и самоотверженности моряков. В особо торжественных случаях – в дни государственных праздников и юбилейных дат – во время построения личного состава за борт на воду плавно опускается венок и исполняется Гимн Российской Федерации.

Через 70 лет в сентябре 2011 года на острове Гогланд прошли мероприятия, посвященные трагическим и одновременно героическим событиям августа 1941 года по спасению 12160 бойцов, офицеров и гражданских лиц, оказавшихся в воде. Установлена стела на могиле контр-адмирала Ивана Григорьевича Святова (кремирован в Ленинграде. Урна с прахом, по его завещанию, опущена в воды Финского залива у острова Гогланд) бывшего командира личного состава катеров спасателей, проявивших мужество и стойкость.